Влюбленный в жизнь
Йонге Мингьюр Ринпоче, Хелен Творков. Навстречу миру. Москва: «Эксмо», 2019
На русский язык переведена автобиография Йонге Мингьюра Ринпоче — знаменитого буддистского монаха, руководителя международной сети медитации, настоятеля трех монастырей. В книге сочетаются жанры духовного жития и приключенческого романа. За счет этого она наводит мосты между духовно-популярной и художественной литературами.
Однажды ночью, в 2011 году, тибетский монах Мингьюр Ринпоче прокрался через темный сад, перебросил через стену свой рюкзак, сам пролез в узкую щель в воротах и так сбежал из своей резиденции. Он оставил родным и ученикам короткую записку. В книге описаны первые несколько недель четырехлетнего бродяжничества по Индии и Непалу. Мингьюр Ринпоче вдохновлялся подвижниками прошлого и готовился к суровой аскезе. Но самыми сложными оказались простые вещи: опоздавшее такси, необходимость просить еду и договариваться об услугах, плач младенцев в вагоне поезда, плохие запахи, суета. Обычный городской быт в Азии.
Первой остановкой Ринпоче стал город Варанаси. Несколько дней он бродил вокруг «похожего на ады» вокзала, среди попрошаек, многодетных семейств, голубей и крыс. На подозрительного аскета глазели нищие, прыгающие на пустые рельсы, чтобы там облегчиться, и полицейские. Первый раз в жизни он сам купил билет, дотащил тяжелый рюкзак, принял еду из рук незнакомца, а не слуги. Взамен тибетской робы он купил на рынке оранжевую одежду садху, но несколько дней ходил и не решался надеть ее. Он еще не отвык от роли знаменитого учителя, но и не стал настоящим бродягой. В переходном состоянии все вокруг непривычно и неудобно.
Может быть, главная тема книги — это как оставаться созерцательным, когда и бытовые проблемы одолевают, и — что часто еще тяжелее — личность в непредсказуемых тяжелых условиях ищет и не может найти свою опору и принадлежность? Даже ум высокого ламы не смог избежать творческого и мучительного процесса поиска своего места в мире.
Часто духовные тексты непонятны читателям-мирянам, потому что их авторы не учитывают, не понимают стресс и неразбериху обычной светской жизни. Под нагрузкой светской жизни принципы, которые излагает духовная литература, могут оказываться неработающими или неактуальными. Они также могут приспосабливаться, менять свою модальность. Один тибетский монах покидал родной монастырь и уезжал в западную страну. На аудиенции он спросил Далай-ламу XIV, чему ему учить западных людей. Далай-лама ответил: это вам предстоит учиться.
При этом авторам художественных текстов редко удается изобразить духовную жизнь в полноте и без искажений. Многим хорошим писателям не удалось в этих попытках выйти за рамки психологизма. Этот разрыв между двумя литературами и стремится преодолеть автобиография Ринпоче.
Автопортрет Мингьюра Ринпоче — это образ выдающегося йогина, покорившего смерть, и одновременно застенчивого, несовершенного человека. То, что он открыто говорит о трудностях собственной практики, — редкость для восточных учителей. Они как правило предстают перед публикой живыми божествами, не испытывающими эмоций, кроме абсолютного счастья. Видимо, этот акцент на своих несовершенствах — отчасти результат многолетнего преподавания созерцания западным людям. Мы настолько бесконтрольно нацелены на достижения, что уже ищем примирения со своей несовершенной природой. Отчасти это и заслуга редактора книги: Хелен Творков два года подробно интервьюировала Мингьюра Ринпоче. Вполне возможно, что в процессе сбора и редактирования материала эти человечные черты вышли на передний план, хотя изначально сам Мингьюр Ринпоче мог не размышлять о них так много. Так или иначе обсуждение своих промахов и недостатков — характерная часть стиля многих известных западных учителей созерцания, таких как Джек Корфилд, Пема Чодрон или Тара Брах.
По дороге я миновал магазин с большими стеклянными витринами и в отражении впервые увидел себя в одежде садху. Кто этот человек? Он был немного знакомым, и в то же время полным незнакомцем. Теперь я увидел, как сильно отросли мои волосы и борода. Заметил каких-то черных насекомых в районе плеч, но, присмотревшись, понял, что это клочки волос.
Эта автобиография обращается к тем большим «проклятым» вопросам, которые занимают западных прозаиков. Мысли Мингьюра Ринпоче на вокзале могли бы быть мыслями героя Достоевского — блуждающего, худого и чувствующего себя не в своих штанах. Когда Ринпоче пытался медитировать в поезде, он почувствовал отвращение к беднякам, набившимся в вагон, и одновременно устыдился этого чувства. Так мог бы думать герой Толстого. Отвращение Ринпоче скоро сменилось любовью к народу и его обычаям:
Я заметил, как часто они улыбались, как делились своими скудными запасами еды, как нежно держали детей. И снова я пришел к выводу, что современные горожане выглядят более беспокойными и возбужденными, чем бедные сельские жители.
В другом эпизоде, в городе Кушинагар, Ринпоче страдал от пищевого отравления. Он долго сидел в созерцании в общественном парке, между Ступой кремации Будды и водокачкой. Наконец, он почувствовал, что умирает, и проявил при этом позитивистское любопытство, которое мог бы проявить Евгений Базаров. Он наблюдал, как тело тяжелеет, руки холодеют, а из сердца уходит последнее тепло. «Я в пути», — подумал он. Когда он упал на землю, ему стало открываться пространство ума будды в такой обширности и любви, которые он никогда раньше не знал. Это похоже на внутреннее небо князя Андрея Болконского, но описанное подробнее, человеком с лучшей подготовкой. Перед умственным взором Ринпоче проплывали образы из детства: гора Мансалу, цветочные поля, метеоритные дожди, лицо пожилой монахини, которая играла с ним. Потом для него исчезло все, кроме ясной чистоты изначального осознавания. К счастью, йогина отвезли в больницу, вылечили, и его история продолжилась.
Философ и фронтовик Григорий Померанц писал, что в текстах Достоевского множество мест, высвечивающих саму природу мира, а во всех книгах Толстого таких мест только несколько. Но из-за отсутствия глубочайших духовных реализаций оба писателя едва ли могли «держать эту планку». Такие эпизоды, при всей ценности, остаются эпизодами. Это особенно заметно, когда писатели создают образы подвижников, таких как старец Зосима или отец Сергий. Померанц называет их бледными копиями настоящих святых.
В романе Владимира Сорокина «Трилогия льда» изображена община, которая, может быть, отображает оторванность современных людей от духовной жизни, нашу жадность до ярких впечатлений, нравственную шатость. Общинники ищут своих квазидуховных братьев и сестер, чтобы собрать полный их круг и уничтожить мир. Нормы этики и сочувствие к каким-либо существам, кроме них самих, им незнакомы. В самом конце романа двое обычных людей видят последний сбор и гибель общины и вдохновляются этим событием. Это можно считать попыткой объединить духовное и земное, пустотность и проявленный мир. Автобиография Ринпоче могла бы быть ценным источником для художников, обращающихся к темам самым важным и самым простым. Книга может вдохновлять на то, чтобы не только описывать прикосновения к необъятному, но и осуществлять их самому.
В некоторых частях книги странно сочетаются журналистский, академический и литературный языки, а ритм повествования скачет. В переводе эти промахи выправить не удалось. Также и сам перевод местами требует доработки. Например: «Что бы отец сказал мне сейчас? Я мог быть везде, но не с ним — кроме тех способов, которыми я всегда буду с ним». Название книги можно было бы перевести ближе к простому оригиналу, «In Love with the World». А «Навстречу миру» — так дипломаты могли бы назвать очередную «дорожную карту» в любом из миротворческих процессов. Это характерная черта духовно-популярной литературы — пренебрежение формой, ее застывание в стандарты, которые срабатывают для широкой аудитории, и некритическое отношение к материалу, который ученики получают от учителей.
Элемент приключения в этой автобиографии определяет одно из ее главных достоинств: она интересна. Описания увлекают нас, а не заставляют следовать повествованию, как инструкции. Одновременно книга включает множество предостережений, благодаря которым неопытный человек вряд ли захочет с головой нырнуть в созерцательные эксперименты. Ринпоче подробно описывает серьезные трудности, практические и духовные, с которыми столкнулся несмотря на свою влиятельность и опытность. На само путешествие он решился через много лет после того, как его задумал.
Автобиография Йонге Мингьюра Ринпоче в своих достоинствах похожа на произведение XIX века «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Эту книгу про православного подвижника, который идет по России с Иисусовой молитвой, читатели могут знать по упоминанию во «Фрэнни и Зуи» Сэлинджера. В повести Сэлинджера двадцатилетняя студентка Фрэнни прочитала перевод русской духовной книги и тут же начала безостановочно читать «умную» молитву в такт с ударами сердца. Очень скоро она уже не могла нормально общаться с близкими, а во время завтрака со своим молодым человеком хлопнулась в обморок — результат нервного истощения. Побег от де,йствительности — частая ошибка духовных искателей. Похожий случай, только из настоящей жизни, описан в книге «В горах Кавказа» про общину исихастов в советской Абхазии. По мере того, как общество лучше знакомится с духовными практиками, к ним развивается более зрелое отношение, а экстремальных случаев становится меньше. Переведенная автобиография Ринпоче может только способствовать этому.
Рецензия опубликована в журнале «Дактиль».