Счастлива без причины

Тара Брах

Перевел Игорь Масленников

В этом отрывке из книги «Истинное прибежище» говорится о понимании восточных оздоровительных практик в контексте буддистской медитации. Тара Брах — американская буддистская учительница со стажем более сорока лет и клинический психолог.

Всемирно известный вьетнамский наставник Тик Нат Хан сказал о ее тексте: «Превосходная вторая книга Тары Брах позволяет читателям еще ближе прикоснуться к своей подлинной природе. Эта книга — драгоценный подарок, полный прозрений, передаваемых от сердца к сердцу».

Сердце, готовое ко всему

Во время ретрита учитель так направлял нас: «Посылайте энергию ци в те места, которые болят». Я визуализировала, как потоки света текут в мои больные колени и наполняют их. Он продолжал: «Представляйте, какими эти части тела были бы, если бы они были совершенно крепкими и сильными, энергетически целостными со всем вашим телом».

Это была не буддистская практика. Я участвовала в десятидневном затворе по лечению цигуном, в основе которого лежит китайская система статичной и подвижной медитации. В сердце цигуна понимание того, что мир состоит из ци, невидимого поля энергии, динамического выражения чистого осознавания.

На протяжении многих лет я слышала, что цигун — это идеальный вид медитации для физического излечения. Когда я впервые экспериментировала с этими практиками, то обнаружила, что они давали мне почувствовать себя более связанной с телом и энергетически настроенной. Потом, когда мое здоровье ухудшилось, я решила глубже исследовать цигун. Но на третий день ретрита у меня появились сомнения. Некоторые указания учителя казались определенно «небуддистскими»! Ведь я пыталась управлять своим опытом, чтобы создавать счастливое, здоровое тело. Где же здесь снятие контроля и принятие жизни такой, какая она есть? Не сделает ли меня все это перенаправление энергии и визуализирование просто более привязанной к собственному здоровью? Учитывая реальное положение моего заболевания, это казалось заявкой на проигрыш.

Тем не менее я уже внесла плату за курс и продолжала следовать указаниям учителя. На следующее утро я проснулась перед рассветом и сделала самостоятельную практику — соединилась с океаном ци, приглашая внимание и энергию к различным частям моего тела. Примерно через полчаса я вышла на улицу и пошла гулять по извилистой дорожке. Это было дикое местечко в Северной Калифорнии. При каждом шаге я чувствовала боль. Болели колени, а в одном бедре было такое ощущение, как будто меня кололи ножом.

— И что теперь? — мрачно проговорила я. — Я должна посылать своему телу еще больше ци?

Тут я сделала перерыв и обратила внимание на чувство обиды на свое тело. Я взглянула внимательнее, и неприязнь быстро уступила место знакомому чувству горя. Почему я не могла просто гулять по этой Земле, не чувствуя боль? По лицу полились слезы, и я соединилась с огромностью своей растерянности и страстного устремления. «Я хочу чувствовать себя живой. Я хочу чувствовать себя живой. Пожалуйста. Пожалуйста. Пусть я буду чувствовать себя полностью живой». Называние этого страстного устремления позволило мне открыться тому, что было в его основе: «Я люблю жизнь». Заключенной внутри горя, как и всегда, была любовь. Внутренний голос снова и снова повторял эти слова, и нежное, щекотное тепло наполняло мое сердце.

Разрешение любить жизнь

Я сдерживала эту любовь, удерживала себя от полного соприкосновения с жизнью. Это была реакция на мое ощущение преданности собственным телом, самозащита от еще больших потерь. Но опасаясь привязываться к своему здоровью, я не позволяла себе почувствовать правду: то, что я люблю жизнь. Цигун заключается не в разжигании привязанности; он состоит в том, чтобы заключить в свои объятия жизненность. В то мгновение я решила прекратить сдерживать свою любовь.

Когда я позволила ощущению «Я люблю жизнь» быть таким просторным, как оно хотело, мое «я» само собой отпало. Отпало даже само понятие «жизни». Осталось только открытое, сияющее сердце — такое широкое, как мир.

Это нежное присутствие любило все: мягкие полоски розового и серого в небе, запах эвкалиптов, парящих грифов, певчих птиц. Оно любило женщину, молча стоявшую примерно в двухстах футах и тоже наблюдавшую закатные цвета. Оно любило чередующиеся болезненные и приятные ощущения в теле. Теперь было интуитивно понятно, зачем нужно отправлять ци к моим коленям. Это было естественное и заботливое послание осознанности ее же созданию. Не «я» любила жизнь, а осознанность любила ее.

Это переживание привело меня к тому, что я обнаружила и отбросила неосознанное ограничивающее представление, которого придерживалась раньше; это представление о том, что мир бесформенной осознанности более духовный и ценный, чем живые формы этого мира. Это предубеждение против живого мира можно обнаружить в рамках многих религиозных традициях. Оно появляется в некоторых интерпретациях учений Будды как настаивание на охранении себя от радостей чувственной сферы — красоты, занятия любовью, музыки, игры. Оно возникает из более высокого статуса монахов по сравнению с монахинями, из расценивания монашеской жизни как более высокой, по сравнению с семейной и мирской, и из остережений от привязанности в близких личных отношениях. Сейчас я думаю, что это предубеждение происходит от страха и недоверия к самой жизни. Для меня было даром распознать это в собственной психике.

Нам не нужно выходить за пределы реального мира, чтобы осознать свою настоящую природу и жить в свободе. В действительности, мы и не можем этого сделать. Мы сами являемся этой жизненностью и мы же являемся бесформенным присутствием, лежащим в ее истоке. Мы являемся воплощенной пустотностью. Чем больше мы любим мир формы, тем более открываем нераздельное присутствие, полностью пустотное от ощущения себя и других. И чем более мы осознаем открытое, бесформенное пространство осознанности, тем безусловнее любим изменчивые черты творения. Прибежище в осознанности и прибежище в жизненности (в правде настоящего мгновения) в самом высоком смысле нераздельны. Для меня три прибежища** становятся одним, когда я ощущаю, что являюсь осознанностью, любящей свою выраженную жизненностью.

«Сутра сердца» из корпуса текстов буддистской махаяны говорит нам: «Форма есть пустотность; пустотность есть также форма. Пустотность есть ничто иное, как форма; форма есть ничто иное, как пустотность». Мы не можем отделить океан от волн. Наш путь в том, чтобы понять свою обширную и подобную океану природу и заботиться о волнах, появляющихся на поверхности этого океана.

Счастлива без причины

В последние дни ретрита моя желание полюбить жизнь раскрылось в очень глубое, стабильное счастье. Счастье не зависело от состояния внешних вещей — мое настроение и физическая форма то ухудшались, то улучшались. Я была счастлива без причины. Такое необусловленное счастье, или благополучие, — это вкус пробуждения. Оно возникает, когда мы доверяемся своей сущности — осознанности — и знаем, что весь этот живой мир это часть нашего сердца. То беспричинное счастье дало мне некую уверенность, или веру, в то, что что бы ни происходило, все будет хорошо.

Я вернулась домой и каждый день погружалась в замечательный ритуал медитации и цигуна. В первые недели я уходила к реке и через скалы и кусты пробиралась к пустынному пляжу. Питаемая звуком падающей воды, твердостью песка и воздухом раннего утра, я упражнялась в присутствии в движении и неподвижности. Наверное, вы догадываетесь, что произошло дальше. Спускаясь к пляжу, я повредила колено и потому перенесла упражнения на нашу террасу. Некоторые движения руками напрягали мою шею, поэтому пришлось их свести к минимуму. Потом и стояние стало напрягать мои ноги, и я стала практиковать сидя на стуле. Потом неделю напролет шел дождь.

И все-таки все было вполне в порядке. Даже больше, чем в порядке. Когда я практиковала одним дождливым утром, мой ум сделался очень тихим. Внимание мягко и в полноте открылось переменчивому потоку моего опыта — боли, волнам усталости, торопливым мыслям, звукам дождя. Сохраняя внимательность, я испытала тонкое ощущение жизни — энергии ци, — которое наполняло мое тело. Эта жизненность не была твердой, — она была просторной, как танец света. Чем больше я открывалась этой жизненности, тем больше ощущала пробужденную внутреннюю тишину, фоновое внутреннее пространство чистого бытия. И чем дольше я пребывала в этой тишине, тем более явной становилась одушевленность мира.

Через примерно полчаса я открыла глаза и взглянула на пышный папоротник, растущий в горшке в нашей спальной. Я увидела его изящество и тонкость. Я была влюблена в папоротник, в конкретность его формы (Как же вселенной пришло в голову создать папоротники?) и в трепетность и светлость его существа. В ту минуту папоротник был таким же чудесным, как самый величественный речной пейзаж. Я была осознанностью, любящей свое создание. И я была беспричинно счастлива. Не было нужно, чтобы что-то вокруг происходило по-моему. Я была благодарна за возможность наслаждаться жизнью именно такой, какая она есть.

Когда я провожу медитации о том, как говорить жизни «да», то иногда приглашаю учеников почувствовать, насколько же глубоким это «да» может быть. Мы можем принять решение любить жизнь. Мы можем любить осознанно и намеренно и не сдерживать себя. Хотя мы по-прежнему будем стремиться замыкаться, мы всегда можем обратиться именно к тому, что переживаем сейчас, и привнести доброту в свое сопротивление. Мы можем сказать «да» своему «нет». С намерением углубляя свое «да», мы открываем безусловное принятие — открытую, незапрещающую осознанность, — которая нас освобождает. Мы больше не зависим от определенного положения вещей в жизни; сама открытость нашего присутствия взращивает глубокое согласие.

Мы привычно думаем, что для счастья должна быть определенная причина — новая зелень ранней весной, звук детского смеха или ощущения в теле, когда играешь в волнах океана. Но что действительно позволяет нам быть счастливыми, — это фоновое пространство тихого, дозволяющего присутствия. Всегда, когда мы приветствуем жизнь присутствием, это присутствие усиливается и осознанность ощущает саму себя. Живая зелень пробуждает нас к этому внутреннему пространству присутствия, как и присутствие в смехе и в брызгах волн. Мы поселяемся в собственной полноте и счастливы быть теми, кто мы есть.

В следующий раз, когда будете осознанны о благополучии — о чувстве счастья или покоя, — посмотрите, можете ли вы ощутить пространство присутствия, которое сделало возможным этот опыт. Как написал философ Фридрих Ницше, "Для счастья, как мало надо для счастья!.. Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох ящерицы, дуновение, мгновение, миг — малое, вот что составляет качество лучшего счастья...»¹

---

Источник: Tara Brach. True Refuge: Finding Peace and Freedom in Your Own Awakened Heart. Bantam, 2013

Права на исходный текст принадлежат автору и издателям.